Ежегодный отчет Роспотребнадзора в очередной раз продемонстрировал неблагоприятную туберкулезную обстановку на территории ДФО. В тройку лидеров по заболеваемости туберкулезом вошли два региона Дальнего Востока — Чукотка и Приморский край. Также в первой десятке — Хабаровский край и Еврейская автономная область. Камчатка в свою очередь показывает наиболее высокие показатели заболеваемости впервые выявленным активным туберкулезом населения сельской местности на протяжении 6-летнего периода. Аналогичная ситуация с детской заболеваемостью. Здесь помимо четырех перечисленных регионов в десятку с самыми неблагополучными показателями входит Магаданская область.
При этом Сахалинская область в ДФО стоит особняком по ситуации с заболеваемостью туберкулезом и за минувшие шесть лет покинула ТОП этой печальной статистики. О том, каким образом островным специалистам удалось переломить ситуацию, в интервью ИА SakhalinMedia рассказала главный врач Сахалинского противотуберкулезного диспансера Людмила Конотопец.
— Людмила Ивановна, почему Дальний Восток так печально выделяется на фоне других округов. Что здесь способствовало росту заболеваемости туберкулезом?
— Изначально, в нулевые годы, когда началось повышение заболеваемости и смертности, на Дальнем Востоке показатели были хуже, чем в Центральном или Северо-Западном федеральном округах. Видимо, сказался низкий уровень жизни в ДФО, отдаленность от центра. Может, повлияла миграция. Показатели были высокие. А туберкулез – заболевание не одного месяца и года. Оно постепенно излечивается, годами. Поэтому сложилась ситуация не в нашу пользу.
— Как удалось на Сахалине переломить ситуацию? Почему сейчас здесь показатели лучше, чем в других регионах Дальнего Востока?
— Если взять показатели Сахалина, то у нас перелом наступил в 2012 году. В 2011 году в Сахалинской области была принята программа "Неотложные меры борьбы с туберкулезом на 2012-2016 годы". Был расписан ряд мер, которые предполагали улучшение показателей по туберкулезу. И самое главное – программа финансировалась. Что мы просили, то и получали. И если в 2010 году заболеваемость составляла 90,7 человек на 100 тысяч населения, то в 2012 году показатель стал 79,3 на 100 тысяч населения. Почему такое снижение? Мы запросили деньги на противотуберкулезные препараты. В 2010 году в ДФО на эти цели денег выделяли очень мало. В регионах не было препаратов для лечения больных. А у нас после 2011 года — были. Препараты есть первого ряда – для обычного туберкулеза. Но есть еще туберкулез с множественной лекарственной устойчивостью, на который обычные препараты не действуют, а те, которые действуют — очень дорогие. Но мы их имели в полном объеме. Перерыва в поставке препаратов у нас не было. Для больного туберкулезом очень важно, чтобы лечение было непрерывным, чтобы оно было длительным, с подбором тех препаратов, которые нужны именно для этой формы. И нам это удалось. Сейчас показатель заболеваемости туберкулезом взрослого населения в Сахалинской области составляет 55,4 человека на 100 тысяч населения (средняя заболеваемость по России — 48,09 на 100 тысяч населения).
— А что касается детского туберкулеза?
— По детям неоднозначно. В один год заболеет два ребенка, а не следующий год – три. Получается большой рост, хотя на самом деле цифры небольшие. Туберкулез начинается с профилактики – прививки, вакцинация, флюорографические осмотры. 99,4% детей прививаются в роддоме. Дальше — туберкулиновая диагностика, чтобы определить, не угас ли иммунитет. Потом — ревакцинация. Большое значение имело то, что фтизио-педиатры сумели мамам доказать, что если ребенок инфицирован, то его нужно пролечить, помочь ребенку не заболеть. Ведь попадание туберкулезной палочки в организм не говорит о том, что ребенок заболеет. Важен иммунитет.
— Волна отказа родителей от прививок в роддоме повлияла на заболеваемость детей?
— Я мало встречаю людей, которые не сделали прививки. Разве что только если есть медотводы. После прививки в роддоме иммунитет к туберкулезу вырабатывается у ребенка до пяти лет. А дальше угасает. Поэтому в пять делаем ревакцинацию. Чаще мамы стали отказываться делать пробу манту. Эта проблема в Сахалинской области так решена: кроме реакции манту и диаскин-теста есть так называемый Т-спот. Берется у ребенка кровь из вены. И там определяются антитела. Он не такой эффективный и показательный, но все равно разрешен. Мы можем написать, что нет туберкулеза, что педиатр допускает в садик или школу. На Сахалине он стоит где-то шесть с половиной тысяч рублей.
— А были случаи, когда отказ от прививки приводил к заболеванию в раннем возрасте?
— Я долго работаю и видела такие случаи. Вот например мама отказалась делать БЦЖ. Иммунитета у ребенка нет. Он идет в социальную среду. Не исключена возможность, что ребенок будет контактировать с больным туберкулезом. Так как он стерильный, то заболевает. Причем такой формой, которую излечить практически невозможно. Чаще всего это туберкулезный менингит – воспаление мозга. Ребенок погибает. У нас было два таких случая. Например, у одного ребенка папа вышел из мест лишения свободы, больной. Ребенку не сделали прививку, и он заразился.
Прививки не предохраняют от заболевания, как от оспы, например. Но если ты заболеешь, то не той формой туберкулеза, которая приведет к смерти.
— Какой процент среди заболевших пациентов с нелегочными формами туберкулеза?
— Небольшой. Туберкулез бывает всех органов и систем кроме ногтей и волос. Может болеть кожа, кости, все органы и так далее. Чаще всего нелегочный туберкулез поражает мочеполовую систему. Дальше идет туберкулез костно-суставной системы. Туберкулез глаз, женских половых органов. Бесплодие часто связано с туберкулезом у женщин.
— У вас диагностика таких форм хорошо поставлена?
— У нас есть отделение нелегочных форм туберкулеза. Мы их диагностируем, лечим, но не оперируем. Операции редки при таких формах. А если нам что-то непонятно, то мы списываемся с центральными клиниками: Новосибирском, Санкт-Петербургом, — высылаем снимки. Коллеги либо соглашаются с нашим диагнозом, либо дают рекомендации, либо приглашают больного к себе. И если нужно оперативное лечение, заболевшему оплачивается дорога, операция. С этим проблем нет.
— Какие сейчас показатели смертности от туберкулеза по взрослому населению? Есть динамика?
— Раз заболеваемость есть, то рядышком идет и смертность. Смертность от туберкулеза в 2010 году была 18,6 человек на 100 тысяч населения. В 2011 году — 19,1. А в 2017 году – 8,8. В два раза снизилась смертность. Если начали лечить хорошо, то начали и выздоравливать. Потому что заложили деньги в программу на препараты.
— Для больных туберкулезом очень важно полноценное питание. Например, в Приморском крае несколько лет назад был скандал по этому поводу в противотуберкулезном диспансере. Как дела обстоят у вас?
— Для больных важно и лечение и питание, которое должно быть полноценным: белки, жиры, углеводы. У нас питание с повышенным содержанием белка. И витамины, естественно. Кто-то после проверки Роспотребнадзор написал, что у нас немного не хватает овощей: брокколи, тыквы и зеленой фасолью. Сейчас и молочные продукты в достаточном количестве, и кисломолочные, и мясные, и яйца, и овощи и фрукты — и у взрослых, и у детей. Нормы выполняем.
— В вашей сфере достаточная укомплектованность специалистами?
— Кадры тоже немаловажную роль играют. У нас практически все должности заполнены. Укомплектованные кадрами мы стали последние два года. А раньше была проблема. Бывает, что специалист уезжает на ПМЖ на материк.
— А с материка есть приток специалистов?
— Да, по программе. Каждый год приезжают два-три врача. Бывает, больше. Хирурги, фтизиатры, детские фтизиатры пришли. Без кадров никуда. Немаловажную роль играет и хирургический метод лечения. Конечно, лечение туберкулеза все-таки терапевтическое, то есть препаратами, но бывают сложные случаи, когда поможет только хирургическое вмешательство. Хирургическая служба полностью укомплектована специалистами. Они владеют всеми методами оперативных вмешательств при туберкулезе. В этом году мы получили разрешение на выполнение высокотехнологичных оперативных вмешательств при туберкулезе. Мы теперь можем выполнять весь объем оперативных вмешательств и не отправлять больных в Новосибирск, Питер или Москву.
— Как дела обстоят с диагностикой?
— За эти годы благодаря программе мы приобрели оборудование для диагностики туберкулеза. В районах не было флюорографов. За время действия этой программы произведена закупка цифровых аппаратов. И население стало обследоваться, это позволяет выявлять не запущенные формы, которые хорошо лечатся.
Также мы приобрели оборудование, которое дает возможность в режиме реального времени определять наличие ДНК микобактерии туберкулеза. Мы берем мокроту и в течение часа выявляем ДНК микобактерии. Метод ПЦР. Это также дает возможность определить чувствительность к противотуберкулезным препаратам. Уже на следующий день врач может назначить лечение. Особенно на ранних стадиях эффективность высокая.
Также не отменен старый метод — посевы мокроты. При туберкулезе они могут расти три месяца, чтобы выявить палочку. Но у нас есть аппарат, который дает возможность на других питательных средах обнаружить микобактерии в течение 12-15 дней. Чем раньше мы обнаружили микобактерию и чувствительность к препаратам, тем в более ранние сроки назначаем лечение.
— Главное, чтобы жители также были бдительны и проходили флюорографию...
— За эти годы увеличилось количество профосмотров. В 2012-2013 году удалось переломить ситуацию. Была приобретена цифровая техника, от которой практически нет облучения. Один снимок равносилен часу-полутора просмотра телевизора. А ежегодная флюорография дает возможность определить туберкулез на ранних стадиях. Когда человек 3-5 лет не проходит обследование, мы уже можем обнаружить в его легких такой процесс, который лечить очень сложно.
В районах Дальнего Востока плотность населения небольшая и есть территории, куда ни доехать, ни дойти. Но на Сахалине у нас самолеты санавиации летают, и дороги есть. Например, в Александровском районе бесплатно за счет средств бюджета доставляли население, чтобы делать снимки. Больным туберкулезом оплачивают проезд до Южно-Сахалинска на лечение, на консультации. Это тоже сыграло роль.
Все районы области снабжены цифровыми флюорографическими установками, которые работают в стационарах. Сейчас мы приобрели три диагностических центра на колесах — в машине установлен флюорограф и маммограф. Они ездят по районам и обследуют население. Народ стал беспокоиться о своем здоровье. Тем более, тут чуть ли не домой к тебе приезжают, лишь бы обследовались. В этом случае выявляемость заболевания больше, но это такие формы, которые можно будет вылечить не за два года, а за полгода. Малые формы лечатся недолго.
— Но есть категории населения, которые не проходят обследование или отказываются от лечения?
— Туберкулез – социальная болезнь. Нужно прикладывать очень много сил, чтобы убедить некоторых больных принимать эти препараты. Сам туберкулез никуда не девается. Увеличилось количество больных с множественной лекарственной устойчивостью к возбудителю, которую очень сложно лечить. Они лечатся 18-24 месяца непрерывно. Таким пациентам приходится принимать 15-17 таблеток за раз. Трудно человеку выдержать длительный цикл. И эта форма туберкулеза очень плохо лечится. Также растет количество ВИЧ-инфицированных, зараженных туберкулезом. Потому что ВИЧ уничтожает иммунитет у человека. А туберкулез – тут как тут. Он любит, когда нет иммунитета. Очень сложно лечить, когда два заболевания одновременно.
— Такое количество заболевших, у которых устойчивость к лекарствам, может быть следствием того, что люди бесконтрольно принимают антибиотики, занимаются самолечением?
— Естественно. Например, сейчас в местах лишения свободы туберкулезом болеют меньше. Летальности практически нет. В 90-е годы была другая ситуация, препаратов не было. Я не беру Сахалинскую область. Мы и в то время как-то продержались. А в других регионах, например, был один препарат, и его давали. А для туберкулезной палочки — это ничто, ее нужно лечить минимум четырьмя препаратами. Ей дали один препарат – она привыкла. Потом этот закончился, заказали другой. Палочка и к нему привыкла. И все — лечить нечем. И больные с такими формами туберкулеза при общении с другими людьми передают эту же устойчивую палочку.
— Вы говорите, что в 2016 году программа закончилась. А что сейчас? Есть финансирование?
— Сейчас программы отменены. Есть подпрограмма номер 2 в программе развития здравоохранения в Сахалинской области. И там включены наши мероприятия. Деньги, которые были расписаны по программе, плавно перетекли в наш бюджет. И они у нас остались. На них мы закупаем противотуберкулезные препараты. Также нам стали направлять деньги из федерального бюджета на покупку препаратов для лечения больных с лекарственно устойчивым туберкулезом.
— Достаточно успешным опытом делитесь с другими регионами?
— Да, мы с коллегами встречаемся два раза в год на конференциях. Сейчас у нас была всероссийская конференция в Сочи. В сентябре будет во Владивостоке — по ДФО. Слушаем, что у них, что у нас, делимся.